ИНТЕРВЬЮ (смотри дополнительно в меню справа)
Из интервью 1977 года с Дагласом Хардингом
Ведущий - Ричард Лэнг

Ричард Лэнг: Даглас, ты писал и давал семинары много лет.  В чем заключается твоя работа?

Даглас Хардинг:  Это вопрос, который я всегда задаю себе.  Не иметь уже готовую, заранее определенную мысль о том, что это, а каждый раз спрашивать это у себя заново.   Для этого интервью, Ричард, я должен спросить у себя, снова - чем я занимаюсь?  И чем же я занимаюсь?   Ну, я уже подошел к концу моей жизни, и это будет очень естественным и вполне подходящим моменту – спросить, о чем и для чего было все, чем я занимался?  Даже более лично: что такое было жить, что такое существовать?  Одним из первых я должен упомянуть, что я нахожу это самым необычным делом, которое происходило - существовать.  Я не говорю просто о том, чтобы быть Дагласом Хардингом, но быть вообще, быть в осознании, быть осознающим, или даже самим Осознанием.  Как это необычно и как жаль прийти к осознанию быть осознающим, и не прочувствовать его вкус!  Это кажется ужасной вещью, печальной, тщедушной и ничтожной, - не интересоваться этими вопросами.  Поэтому, чем я занимаюсь в самой краткой форме - это пробуждением к тайне самого себя.

Р. Л.:  Кроме работы над собой, какую работу в мире ты проводишь?

Д. Х.: Ну, то, как я вижу мою работу в мире, играет подчиненную роль по сравнению с работой над собой.  Я думаю, что иметь представление о том, что я могу помочь и оказать влияние, или иметь что-то ценное для мира вторично и зависит от того, как я отвечаю на основной вопрос: что есть моя собственная жизнь для меня.   Кажется, мне нечего сказать другим людям до тех пор, пока я не ответил на свою собственную проблему.   Но когда я это сделал, когда я пробудился к тому, что это есть - быть собой, поскольку я нахожу простую правду очень отличной от всего, что я осознавал, гораздо более ценной, настолько интересной, такой великолепной, такой веселой, настолько глубоко затрагивающей то, как я живу, настолько же это и естественно – хотеть поделиться этим с миром!  Что же до метода, как этим делиться, я полагаю, что это появится в твоих дальнейших вопросах.

Р. Л.: Что же это за метод?

Д. Х.: Метод заключается в повороте внимания точно на угол в 180 градусов.  Наше внимание обычно направлено наружу, впереди нас.  Оно направлено на объект, и это очень соответствует общепринятому представлению.  Я сейчас смотрю на тебя, мое внимае обращено на Ричарда, но в данный момент, откуда исходит это внимание?  Какова стрела моего внимания, из какого лука она выпущена?  Что я делаю сейчас - это поворачиваю стрелу вокруг и замечаю, что здесь нет ничего, что можно обнаружить.  Поэтому то, что я делаю – это смотрю в двух направлениях, и они диаметрально противоположны друг другу.  Нужно посмотреть на то, на что я смотрю, а это Ричард с одной рукой у подбородка и ручкой с другой руке там - и он смотрит на меня.   В другом направлении, под углом в 180 градусов к этой картине c Ричардом, есть отсутствие чего-либо подобного.   Я просто здесь ничего не нахожу.  Определенно, ничто не соответствует тому, что я нахожу там.  Здесь нет лица, нет головы, чтобы противостоять Ричарду.   Я нахожу, что опустошен в его пользу, и это существенный опыт, из которого исходит все.  Эта пустота-для-других - то самое, чем я наслаждаюсь,  и когда я пытаюсь делиться этим с людьми, и привнести это в мир, это та вещь, на которую я обращаю их внимание - как мужчин, так и женщин. Я не могу сказать им, что найти, но я могу их воодушевить, сказав, что я нашел.  Я хочу, чтобы люди проверили, в том же они состоянии, что я - или нет.

Р. Л. Итак, видишь ли ты сам, что отличаешься от того, как выглядишь.

Д. Х.:  Быть «нормальным» человеческим существом - это значит быть обманом, поставленным в положение, что я есть то, как я выгляжу.  Я скажу, что я не то, как я выгляжу.  И больше того, я строго обратное тому, как я выгляжу!  Когда я говорю “выгляжу”, я имею в виду выглядеть для тебя там.

Р. Л.: Для меня ты выглядишь, как человек

Д. Х.: Конечно, я выгляжу, как человек, для тебя на расстоянии шести футов.  Но я смотрю на себя с расстояния 0 футов, и я не могу найти никаких черт, которые ты видишь.   Здесь нет глаз, нет рта, нет щек, нет бороды.  Поэтому, Ричард, я заключаю, что мы в данный момент не лицом к лицу.  Я никогда за всю мою жизнь не был лицом к лицу с кем-либо.  Мне кажется, это лицом к лицу - великое надувательство, трюк с универсальной уверенностью, которые я уверен, разрушительны для жизни, по многим причинам.

Р. Л.: Как ты пришел к осознанию этого?

Д. Х.: Я думаю, просто, живя такой взбалмошной жизнью, и будучи неудовлетворительным человеком: я просто должен был найти, что было не так.   Плюс, имея, может быть, более чем достойную долю любопытства, мне просто приходилось смотреть на себя для себя.   Прочитав, продумав и поразмыслив над этим вопросом моей идентичности с точки зрения вечности, я просто смотрю, чтобы видеть, и отваживаюсь быть авторитетом для самого себя, моим авторитетом в единственном месте, в котором я могу объявить себя присутствующим.  Никто больше не может сказать мне об этом, о том, на что я похож прямо здесь, будучи мной сейчас, совпадающим с собой. Однажды я задал себе вопрос: «Из чего я смотрю?», и сразу мне стало очевидно, что это было во всех аспектах прямой противоположностью тому, что мне говорили.  Чтобы стать лицом к лицу с тобой сейчас, мне нужна галлюцинация, чтобы представить, что я вижу над своими плечами.  Мне кажется Ричард, что жить моей жизнью на основании главной лжи – это никудышная жизнь, как яблоко с гнилой сердцевиной.

Р. Л.:  Как это осознание того, кто ты есть, что ты не вещь в мире – как это влияет на твою жизнь? Как, ты думаешь, это может повлиять на жизни других людей?

Д. Х.:  Многими способами.  Я только могу начать говорить о них. Ничто не остается неизменным.  Человеку трудно знать, где начать. Хорошо, я начну в каком-то смысле с конца. Эта новое осознание означает, что, когда я смотрю в зеркало, я смотрю на что-то, что больно неизлечимой болезнью под названием жизнь.  Этот в зеркале – он живой, он был рожден, и он обречен умереть.  Этот меняется постоянно.  И совсем не то, что я есть.  Это то, чем я кажусь.  Это не моя центральная реальность.  Это один из моих ликов - и он умирает.  То, что такое “я здесь”, находится в полном контрасте c тем, что нечего менять, не говоря уже о том, что нечему умирать.   Очевидно, что все вещи, от галактик до частиц материи, - погибают.  Поэтому, если я вещь - я обречен погибнуть.  Все мои лики есть вещи, феномены, но реальность, из которой они происходят, не есть феномен - это не вещь.  Это осознание самого себя как свободного от вещности.

Р. Л.: А как насчет взаимодействия с людьми, животными, даже вещами?

Д. Х.: Ну, симметричные отношения, лицом к лицу и вещь к вещи, должны быть противоположны и абсолютно отличны от «отношений» (никакое это не отношение) между не-вещью и вещами. Мои «отношения» со всевозможными людьми полностью и абсолютно асимметричны.   Это на практике означает, что вместо отношений с этим человеком, я и есть этот человек.  Я – это он или она в смысле, что это мой вид в данное время, это та маска, которую я ношу сейчас.  В данный момент я приобретаю форму.  Ты в этот момент формируешься, создавая мою форму.  Это как будто я «оричардился». Это великолепное начало, потому что это означает, что я не в противоположности тебе, я не противостою тебе, не стою на твоем пути.  Конфронтация – это наша беда, то от чего страдает наш мир.   Последствия видения, кто я есть, в том, чтобы найти, что я не могу и не буду никогда противостоять чему бы то ни было в моей жизни.   Конфронтация - это великая ложь, на которой держатся наши жизни и наше общество.  Теперь избавься от этой лжи и посмотри, что произойдет.  Это означает вселенскую любовь.

Р. Л.: Эта революция в личных взаимоотношениях должна повлиять на отношения человека с иностранцами, животными и растениями, неодушевленными объектами – со всем, чем угодно.  Я думаю обо всех конфликтах, которые сейчас происходят в мире на всех уровнях и как им можно помочь разрешиться.

Д. Х.: Я думаю, что если мы постараемся улучшить или даже убрать все ужасные вещи, которые происходят в мире – войны и эксплуатацию, голод, и все такое – если мы все это сделаем на уровне симптомов, то мы не многого добьемся.  Я бы сказал - это бесполезно, но это будет недостаточно радикально.   Мы не сделаем вклад здесь до тех пор, пока не дойдем до корня вещей, и корень вещи нужно искать в каждой личной жизни. Если я страдаю от этой болезни конфронтации в моих отношениях с тобой в этот момент - что толку пытаться решать ту же самую проблему конфронтации на других уровнях  - национальных и интернациональных – конфронтации полов, этнических групп, религий, идеологий, силовых блоков и так далее?  Другими словами, рубашка мира ближе к дому.  Повторяю: рубашка мира ближе к дому – потому, что когда ты обнаружишь,  кто ты есть – то ты и есть мир.

Р. Л.: Как ты думаешь, это затрагивает личные проблемы, психологические проблемы?  Такие, как депрессия, беспокойство, страх, одиночество?

Д. Х.: В том смысле, в котором это оставляет эти человеческие вещи продолжать работать на том же уровне. В центре моей жизни находится это Осознание, чья сама природа и есть, по моему мнению, свобода – свобода не только от вещности, но и от мыслей и чувств всех сортов.  Определенно, от проблем всех сортов. В источнике всех вещей источник всех трудных вещей, его делом должно быть оставить их в покое, свободным быть тем, кто они есть. То, что я есть на самом деле, само по себе не меняет того, что мне нравится называть своей человеческой природой.  Что оно делает, Ричард, так оно позиционирует себя.  Этот трудный и иногда сердце-разрывающий момент нельзя отрицать.  Фактически с ним честно считаются и принимают во внимание, из состояния свободы в центре, чем когда он был у того иллюзорного человека.  Теперь нет необходимости отрицать, и любая причина признать эти проблемы в той степени, в которой они остаются – одиночество, депрессия и т.д.   Это частично цена за вхождение в мир, чтобы иметь эти чувства, некоторые из них приятные, другие неприятные, некоторые трагичны. Я не могу существовать, не могу выражать себя, без этого дуализма там.  Дуализма добра и зла, красоты и уродства, черного и белого, и т.д – это неизбежное условие выражения себя в этом мире из того места, которое свободно от этого дуализма.  Поэтому это не случай свободы от этих вещей, в смысле, что мы устраняем их, но быть свободным от них в смысле, что каждый их обнаруживает.  Они больше не центральны. Это не только удаляет человека от них – без удаления самого себя от них: в долгосрочной перспективе и когда проявляешь в них упорство - это меняет их.  Как точно он делает это, еще предстоит выяснить.

Р. Л.:   Ты находишь, что в своей собственной жизни Вы испытываете чувство глубокого мира с помощью этого осознания?

Д. Х.:  Действительно, испытываю.  И оно не могло быть глубже.  Оно не может быть более доступно, более естественно или исходно для самого себя. Оно было здесь все время, и его нельзя добиться или улучшить, или культивировать.   Оно просто здесь чтобы на него смотреть. Этот мир есть сама наша природа, а не то на что мы случайно наткнулись. Оно там, где мы есть - ближе всего остального.  Мы не приходим к нему. Мы исходим из него. Чтобы найти его нужно разрешить себе вернуться назад в то место, которое мы никогда не покидали.

Р. Л.:  Ты можешь что-либо сказать о «новой технологии», об экспериментах?

Д. Х.: Я уже описывал один из них -  возможно самый лучший из всех. Когда перед тобой лицо другого человека, вопрос, который ты себе задаешь, следующий: «Есть ли здесь еще что-либо подобное?»  Я сейчас смотрю на твои глаза, и я вижу два маленьких «окна», Ричард, из которых ты вроде как выглядываешь. Очень трогательно!  Но я нахожу, что там, где я не есть, глаза вообще, и определенно не два глаза. Здесь я нахожу просто огромное «окно», более широкое, чем расстояние между Востоком и Западом.  У него нет рамы   Оно типа овального, и бесконечно большое.  Вместо пары маленьких смотровых дырочек здесь, вот что я нахожу.  Снова я смотрю на цвет твоего лица  - как я могу вобрать в себя этот цвет, если там нет никакого цвета?  Я помню твою бороду, твои волосы, твои поры, все эти тонкие вариации формы и структуры, и я замечаю полное отсутствие всего.  Там я нахожу прекрасное эссе в сложности, здесь я нахожу прекрасное эссе в простоте, общей ясности, общей свободе общем освобождении от всего что я нахожу там.  Я вижу, что твои глаза движутся.  А здесь нет никакого движения.  Когда ты идешь по коридору, это то, что ты делаешь.  Но я нахожу, что когда я иду по коридору, я совсем не иду по коридору: я - сам коридор, идущий внутри меня!  Если я выезжаю куда-либо на машине, то пейзаж за окном движется!  Фактически все в жизни, абсолютно каждая деталь жизни для меня представляется возможностью для открытия того, что все что мне говорили обо мне – мне как о том, кто я действительно есть прямо здесь – все стоит на голове.  Фактически невероятно весело и очень важно психологически, духовно, сказать правду о самом себе, самому себе.  Самообман же и скучен и болезнен.

Р. Л.: Как ты видишь свое будущее и будущее своей работы?

Д. Х.:  Начну со второго.  Что произойдет с методиками, о которых я упоминал?  Если человечество выживет (а, мне кажется, у него на это есть хорошие шансы), я думаю, это будет потому, что возникает опыт не-конфронтации. Надежда человеческой расы лежит в этом, и подобных способах параллельных путях раскрытия для себя правды не-конфронтации.  Мне кажется, что мы прошли через период, в котором этот миф конфронтации, после всех испытаний возможно миллиона лет, теперь стал таким не продуктивным, что угрожает самому нашему выживанию.  Наша нужда в том, чтобы обнаружить, что это миф, и начать жить эту другую жизнь, жизнь не-конфронтации – в которой каждый из нас опустошается для других. Я вижу будущее моей работы как продолжение указаний на правду не-конфронтации и ее необходимость.  Ты видишь,  я думаю, что если это так – и это действительно так – оно позаботится о себе.  Я думаю, она уже становится встроенной подземной системой совсем не очевидным способом. Это не то, что схватывает людей за горло.  Это нечто что работает на другом и более глубоком уровне. Как бы то ни было, факт, что мы уже живем из этого и есть великая гарантия ее выживания.  Мы так устроены.  Это не достижение, это осознание – само осознание.  Конфронтация это миф.  Правде можно верить, чтобы оно заботилась о себе. Поэтому я не беспокоюсь о будущем.

Наверх